Иск по п. 3 ст. 65.2 ГК v. восстановление корпоративного контроля ЧАСТЬ 2

Концепция развития законодательства о юридических лицах (далее – Концепция) включала в себя положение о целесообразности введения возможности восстановления утраченного корпоративного контроля, но только применительно к случаям проведения реорганизации с нарушением закона. Стоит отметить, что такое предложение может показаться несколько странным: если в основе иска о «восстановлении корпоративного контроля» лежит абз. 3 ст. 12 ГК, то в чём состоит смысл его отдельного закрепления в законе? По-видимому, авторы Концепции все же исходили из необходимости более чёткого установления сферы и условий применения данного средства защиты.

Тем не менее в составе изменений, внесённых в гл. 4 ГК («Юридические лица») в 2014 году, появилась анализируемая норма. Она имеет более общий характер, чем предполагалось в Концепции, и позволяет применять иск о возврате доли не только в рамках споров из реорганизации. Несколько упрощая, можно описать иск, установленный п. 3 ст. 65.2 ГК, в качестве иска (а) лица, утратившего права участия (далее – доля) в коммерческой корпорации помимо своей воли, к (б) лицу, к которому такая доля перешла, о (в) возврате доли с выплатой «справедливой компенсации».

Можно ли считать, что таким образом в российском законодательстве оказалась закреплена концепция «восстановления корпоративного контроля»?

Формулировки п. 3 ст. 65.2 ГК не отличаются особой выверенностью, вследствие чего, как будет показано ниже, их толкование сопряжено со значительными трудностями. В то же время внимательное прочтение текста п. 3 ст. 65.2 ГК не позволяет дать однозначно утвердительный ответ на поставленный вопрос. Содержание и сфера применения средства защиты, предусмотренного п. 3 ст. 65.2 ГК, весьма существенно отличается от того, как Президиум ВАС РФ и отдельные его судьи мыслили иск о «восстановлении корпоративного контроля».

Во-первых, из текста п. 3 ст. 65.2 ГК однозначно не следует, что в нём закреплен некий «сверх-иск», претендующий на применение при любом случае возврата доли. Как будет показано далее, есть основания для квалификации рассматриваемого иска в качестве применимого лишь в субсидиарном порядке, а не универсально доступного при любой утрате доли помимо воли.

Во-вторых, п. 3 ст. 65.2 ГК формально говорит о возврате «доли участия, перешедшей к иным лицам», а не о каком-либо восстановлении особой степени влияния на деятельность корпорации вследствие обладания долей участия. В результате законодатель вообще-то не решает ту проблему, на устранение которой было нацелено «восстановление корпоративного контроля». При буквальной интерпретации анализируемого пункта (с учётом отсутствия в нем упоминания «контроля») у суда в некоторых случаях не будет возможности ни вернуть саму долю (если та была погашена, например, при реорганизации или по результатам выхода из ООО), ни «восстановить» некоторую степень контроля над корпорацией (например, если доля была размыта вследствие увеличения уставного капитала). Вполне мыслимо, что указанные проблемы могут и должны быть решены за счёт отказа от буквального толкования норм закона. Однако не вполне ясно, почему такой же отказ от буквального толкования не был возможен при применении более традиционных средств защиты (см. разделы 1.2 и 4.3) и зачем в таком случае был в принципе нужен п. 3 ст. 65.2 ГК в текущих формулировках.

В-третьих, закон не ограничивает возможность применения рассматриваемого иска о возврате доли случаями, когда ответчик является недобросовестным. Это сильно отличает это средство защиты от «восстановления корпоративного контроля»: в практике Президиума ВАС РФ недобросовестность ответчиков, у которых истребовалась доля, как раз была ключевым условием для удовлетворения иска (см. раздел 1.1).

В-четвёртых, возврат доли по п. 3 ст. 65.2 ГК применяется вместе с возложением на истца обязанности по уплате компенсации. Это является крайне важным обстоятельством, поскольку, кажется, что именно здесь следовало бы искать ключ к определению сути рассматриваемого иска. По-видимому, следует считать, что, раз законодатель полагает правильным возместить ответчику утрату доли, значит, доля в действительности принадлежит ответчику. В противном случае мы должны были бы прийти к внутренне противоречивому выводу, что «справедливая компенсация» выплачивается тому, кто долю не приобрёл, – но за что тогда ему присуждать такую компенсацию? Получается, что ответчик – это лицо, обладающее не просто формальной легитимацией (т.е. формально являющееся членом корпорации, в т.ч. за счёт реестровой видимости принадлежности доли, если доля отражается в реестре), но и материальной легитимацией (т.е. право участия в корпорации ему действительно принадлежит). Истец же – это лицо, которому доля принадлежала (о чём, например, имелась запись в реестре), но которое эту долю утратило (о чём в том числе была внесена запись в реестре), притом эта утрата произошла помимо воли истца.

Таким образом, в качестве промежуточных выводов можно было бы говорить о следующем. Буквальные формулировки п. 3 ст. 65.2 ГК крайне далеки от тех общих контуров концепции «восстановления корпоративного контроля», которые были намечены в дореформенной судебной практике. С некоторой долей условности иск из п. 3 ст. 65.2 ГК можно охарактеризовать в качестве иска прошлого участника корпорации, утратившего долю помимо своей воли, к нынешнему участнику корпорации о передаче доли с выплатой «справедливой компенсации» за такую передачу.

Хотя рассматриваемое средство защиты обладает более чёткими контурами, нежели концепция «восстановления корпоративного контроля», сфера и условия его применения всё равно остаются весьма неясными. Это связано, во-первых, с не вполне удачными формулировками, которые используются законодателем и влекут неопределённость в сфере применения иска по п. 3 ст. 65.2 ГК (о чём подробнее будет сказано далее). Во-вторых, применение рассматриваемого средства защиты находится в полной дискреции суда. Это усугубляется тем, что, к сожалению, большинство проблемных вопросов, касающихся применения п. 3 ст. 65.2 ГК, до сих пор остаются малоисследованными и слабоконцептуализированными.

В результате, несмотря на то что п. 3 ст. 65.2 ГК весьма далёк от концепции «восстановления корпоративного контроля», суды и исследователи видят в нём то, что хотят видеть, не придавая существенного значения конкретным формулировкам закона. Так, и в судебных решениях, и во многих научных работах рассматриваемый иск по не вполне понятным причинам продолжает именоваться иском о «восстановлении корпоративного контроля». В литературе до сих пор отмечается, что п. 3 ст. 65.2 ГК представляет собой частное закрепление такого способа защиты гражданских прав, как восстановление положения, существовавшего до нарушения права (абз. 3 ст. 12 ГК). Что более важно, нередко в п. 3 ст. 65.2 ГК и суды, и учёные видят особый универсальный иск, доступный при любой утрате доли истцом помимо воли, в том числе применимый в качестве своеобразного аналога виндикационного иска. Тем не менее в настоящей статье мы целенаправленно отказались от обозначения иска из п. 3 ст. 65.2 ГК в качестве «иска о восстановлении корпоративного контроля», так как подобное наименование нам не представляется вполне корректным.

Как было обозначено выше, п. 3 ст. 65.2 ГК открыт для разных способов интерпретации, что делает не вполне определённой сферу его применения. При этом, пожалуй, ключевым является вопрос о субсидиарном или универсальном характере применения рассматриваемого иска.

В литературе п. 3 ст. 65.2 ГК иногда толкуется таким образом, что предусмотренное правило действует только в том случае, если нормами ГК не установлен иной порядок защиты утраченных корпоративных прав. При подобном подходе рассматриваемый иск подлежал бы применению исключительно в субсидиарном порядке, т.е. только в тех ситуациях, когда истец не может воспользоваться иском о признании, реституцией, иском в связи с ничтожностью выхода из корпорации и т.д.

Надо сказать, что в самом п. 3 ст. 65.2 ГК эта идея в чётком виде не выражена. В то же время её нормативное обоснование можно было бы увидеть в формулировке, с которой начинается анализируемый пункт: «Если иное не установлено настоящим Кодексом…». Поскольку ГК не предусматривал и не предусматривает никаких явных ограничений в отношении применения иска о «возврате доли» по п. 3 ст. 65.2 ГК (и сложно представить, в какой именно форме такие ограничения могли бы быть зафиксированы), скорее всего, законодатель имел в виду именно «запасной характер» рассматриваемого иска: если ГК наделяет участника корпорации иным средством защиты, то применяться должно именно оно, а не иск по п. 3 ст. 65.2 ГК.

В качестве аргументов в пользу субсидиарного характера иска о «возврате доли» по п. 3 ст. 65.2 ГК можно сослаться на следующее. Во-первых, рассматриваемый иск представляет собой средство защиты исключительного характера, что должно подталкивать нас к выводу о невозможности его широкого применения. В самом деле по п. 3 ст. 65.2 ГК истец осуществляет своеобразный выкуп доли (пусть и утраченной помимо воли) у ответчика вне зависимости от недобросовестности последнего. Возможность такого выкупа отсутствует за пределами сферы корпоративного права: так, бывший собственник вещи не может просто «выкупить» её у лица, приобретшего её по давности, хотя бы изначально владение вещью и было утрачено помимо воли истца. Экстраординарность иска по п. 3 ст. 65.2 ГК могла бы обусловливать его сравнительно узкую сферу субсидиарного действия.

Во-вторых, в современном российском праве весьма традиционной является идея о запрете конкуренции исков: истец обычно не имеет возможности выбирать одно из доступных средств защиты – их иерархия выстроена правопорядком во избежание обхода ограничений, установленных для одного средства защиты, за счёт использования иного средства защиты. Если согласиться с таким подходом, то рассматриваемый иск, скорее всего, должен применяться исключительно субсидиарно. Это связано с тем, что согласно п. 3 ст. 65.2 ГК (а) у суда имеется существенная дискреция в том, чтобы отказать в иске, и (б) истец должен выплатить ответчику справедливую компенсацию. Оба этих фактора делают иск по п. 3 ст. 65.2 ГК малопригодным, чтобы служить первоочередным средством защиты нарушенного права. Как следствие, иск о возврате доли по п. 3 ст. 65.2 ГК необходимо применять только тогда, когда интерес истца не может быть защищён иным способом.

Тем не менее в литературе встречается и тезис о том, что иск о возврате доли по п. 3 ст. 65.2 ГК обладает универсальным характером, так как «распространяется на все случаи, когда участник утратил свою долю помимо воли в результате неправомерных действий третьих лиц». Такой подход в принципе вполне согласуется с тем, что в п. 3 ст. 65.2 ГК продолжают видеть концепцию «восстановления корпоративного контроля» или «сверх-иск», объединяющий в себе многие иные средства защиты. Как следствие, у истца образуется возможность выбрать между рассматриваемым иском и иным средством защиты, доступным в конкретном казусе: например, он может подать либо иск о признании права на долю без выплаты компенсации (п. 17 ст. 21 Закона об ООО), либо иск о возврате доли с выплатой компенсации (п. 3 ст. 65.2 ГК). Описываемый подход выглядит несколько спорным с точки зрения традиционного для современного российского права запрета конкуренции исков. Иск на основании п. 3 ст. 65.2 ГК начинает применяться в параллели с любым иным иском, направленным на возврат доли (при её утрате помимо воли истца), что может потенциально влечь противоречивые решения, в том числе с точки зрения условий удовлетворения иска о возврате доли, возражений, доступных ответчику, и т.д.

Правоприменительная практика по рассматриваемому вопросу не отличается единообразием.

С одной стороны, в судебных делах можно найти немало примеров толкования иска по п. 3 ст. 65.2 ГК в качестве универсального средства защиты, применимого в любой ситуации утраты доли помимо воли. Так, суды нередко переквалифицируют заявляемое истцом требование (в частности, иск о ничтожности решения собрания или иск о признании) в требование, основанное на п. 3 ст. 65.2 ГК, не разбираясь в том, как соотносятся между собой указанные притязания и каковы их сферы применения. Более того, в практике нижестоящих судов можно найти немало решений, где п. 3 ст. 65.2 ГК применяется в параллели, например, с п. 17 ст. 21 Закона об ООО, из чего можно сделать вывод, что суды не считают рассматриваемый иск в качестве применимого в субсидиарном порядке (см. раздел 3.2.). Напротив, в духе дореформенной практики Президиума ВАС РФ суды толкуют «восстановление корпоративного контроля» в качестве «сверх-иска», который может использоваться фактически в любой ситуации утраты доли помимо воли истца.

С другой стороны, в практике СКЭС ВС РФ имеются и обратные примеры, в которых проводится чёткое разграничение иска о возврате доли по п. 3 ст. 65.2 ГК и, например, иска о возврате доли, переданной по недействительной сделке. Коллегия при разрешении конкретного спора пришла к выводу, что сторона недействительной сделки может вернуть долю только по правилам о реституции, а не на основании п. 3 ст. 65.2 ГК. Из этого следует, что, по-видимому, даже если истец утратил долю помимо воли, хотя и на основании передачи по недействительной сделке (например, под влиянием насилия), он должен подавать иск по п. 2 ст. 167 ГК, а не в соответствии с п. 3 ст. 65.2 ГК.

Таким образом, в целом вопрос о субсидиарном или универсальном характере иска по п. 3 ст. 65.2 ГК остаётся неясным. С одной стороны, традиционный для российской судебной практики запрет конкуренции исков скорее должен был бы подталкивать нас к выводу, что рассматриваемый экстраординарный иск может быть лишь субсидиарным средством защиты. К такому же решению мы должны были бы прийти и из соображений правовой определённости: применение иска по п. 3 ст. 65.2 ГК в качестве универсального средства защиты неизбежно приведет к полному размытию условий возврата доли. С другой стороны, теоретически мыслимым является и такой подход, при котором у истца имеется выбор между разными исками, направленными на возврат доли.

С сожалением стоит отметить, что, несмотря на очевидность поставленных вопросов, они не нашли прямого ответа в формулировках п. 3 ст. 65.2 ГК, а заслуживающая поддержки идея о субсидиарном характере рассматриваемого иска не имеет однозначной поддержки в судебной практике.

Как было показано выше, в дореформенной литературе выдвигалась гипотеза о том, что «восстановление корпоративного контроля» может рассматриваться в качестве своеобразного аналога виндикационного иска для долей участия в корпорации, поскольку классический виндикационный иск позволяет вернуть лишь владение вещью, в то время как доля в капитале корпорации не является предметом материального мира. Такой традиционалистский подход к определению сферы применения виндикации уже тогда встречал активную критику в литературе, в том числе по той причине, что квалификация иска о возврате доли в качестве иска о признании (более точная с доктринальной точки зрения) не должна препятствовать возможностям по добросовестному приобретению. Как следствие, к такому иску должны были бы (с необходимыми поправками) применяться те же правила, что действуют и для обычной виндикации. По этой причине далее мы со значительной степенью условности для простоты будем называть такое требование «квази-виндикационным».

Квази-виндикационный иск в отношении доли позволяет истцу забрать свою долю, т.е. направлен на возврат доли лицу, которое хотя и утратило формальную легитимацию в качестве участника корпорации (запись о принадлежности доли была исключена из реестра), однако не перестало обладать материальной легитимацией, поскольку ответчик её не приобрёл. Иск о «восстановлении корпоративного контроля», по-видимому, предъявляется бывшим участником корпорации к лицу, которое является текущим участником (с точки зрения как формальной, так и материальной легитимации): иначе крайне сложно объяснить, почему истец должен выплатить какую-либо компенсацию в пользу ответчика. Кроме того, квази-виндикационный иск позволяет истребовать долю не только в тех случаях, когда она была утрачена помимо воли: в частности, когда ответчик является недобросовестнымили безвозмездно приобрёл долю (п. 17 ст. 21 Закона об ООО; п. 1 ст. 149.3 ГК). Напротив, иск на основании п. 3 ст. 65.2 ГК даёт возможность истребовать долю только при её утрате помимо воли, но зато у любого участника, вне зависимости от его добросовестности и оснований приобретения доли.

Важно подчеркнуть, что не для всех коммерческих корпораций законодатель в явном виде предусмотрел квази-виндикационные средства защиты. Так, если для долей в уставном капитале ООО соответствующий иск прямо предусмотрен в п. 17 ст. 21 Закона об ООО, а для акций в АО – в ст. 149.3 ГК, то, например, для производственных кооперативов аналогичные средства защиты в законе в явном виде не прописаны. Однако для истребования соответствующих прав участия в капитале в квази-виндикационном порядке следует по аналогии применять ст. 302 ГК, а не иск о возврате доли по п. 3 ст. 65.2 ГК, поскольку было бы несправедливо, во-первых, требовать с истца какую-либо компенсацию за любой возврат доли, а во-вторых, ставить удовлетворение иска в зависимость от дискреции суда.

В доктрине «квази-виндикационный» иск и иск по п. 3 ст. 65.2 ГК нередко чётко разграничиваются, в том числе по той причине, что, как было показано выше, последний из них представляет собой менее удобный для истца способ защиты. Тем не менее суды в своей практике, по-видимому, нередко воспринимают иск по п. 3 ст. 65.2 ГК в качестве, если не аналогичного квази-виндикационному, то как крайне схожее средство защиты. Во-первых, как уже упоминалось, в судебных решениях ссылки на п. 17 ст. 21 Закона об ООО (иск о признании права на долю) нередко соседствуют со ссылками на п. 3 ст. 65.2 ГК, что указывает на смешение данных исков и условий их удовлетворения. Иногда суды даже прямо указывают, что, например, при утрате доли помимо воли истца иск о признании права на долю (п. 17 ст. 21 Закона об ООО) необходимо квалифицировать в качестве иска о «восстановлении корпоративного контроля». Во-вторых, что даже более важно, суды фактически никогда не присуждают никакой компенсации в пользу ответчика. Точно определить причину этого весьма сложно. Возможно, суды исходят из того, что недобросовестный ответчик (например, участвовавший в похищении доли у истца) не может претендовать на компенсацию, хотя формально закон не предусматривает случаев, когда компенсация не подлежит выплате. Можно предположить, что ответчики просто не заявляют требований о выплате компенсации, а суды полагают, что данный вопрос они не могут разрешать ex officio (см. раздел 4.6.). Но возможным (и вполне вероятным) является и такой вариант, что суды просто интуитивно воспринимают иск по п. 3 ст. 65.2 ГК в качестве ещё одного (под)варианта квази-виндикационного требования, используемого в наиболее сложных случаях (когда утрата доли сочетается с реорганизациями и т.д.), а потому применяют его по тем же лекалам.

Есть ощущение, что российские суды в некоторой степени не замечают формулировок п. 3 ст. 65.2 ГК: они не взыскивают никакой компенсации, а потому спокойно используют данное средство защиты в качестве замены для других исков. В каждом случае, когда они сталкиваются со сложностями в применении иных норм права (например, в спорах о признании прав участника в отношении доли в уставном капитале ООО или о ничтожности решения о переходе доли к самому ООО ввиду её неоплаты (абз. 1 п. 3 ст. 16 Закона об ООО), суды предпочитают бегство в п. 3 ст. 65.2 ГК.

В любом случае, к сожалению, в судебной практике на текущий момент отсутствует чёткое разграничение иска, заявляемого на основании п. 3 ст. 65.2 ГК, и квази-виндикационного притязания.

Разграничение иска на основании п. 3 ст. 65.2 ГК и иных средств защиты, позволяющих вернуть долю, вызывает намного меньше проблем.

Так, реституционный иск позволяет истцу вернуть свою долю, переданную контрагенту по недействительной сделке. Хотя сама по себе такая передача не свидетельствует о том, что доля была утрачена истцом по своей воле (например, его могли заставить это сделать под влиянием угрозы), в силу сложившегося в российской судебной практике подхода к разрешению проблемы конкуренции исков истец в отношениях с контрагентом может пользоваться только требованием из реституции (п. 2 ст. 167 ГК). В то же время при дальнейшей передаче доли третьим лицам мыслимым становится использование иска, предусмотренного п. 3 ст. 65.2 ГК (с учётом его соотношения с квази-виндикационным требованием, описанного выше).

Деликтный иск о возврате доли (если признать таковой допустимым в силу ст. 1082 ГК) должен предъявляться к делинквенту, т.е. в рассматриваемом контексте к лицу, виновному в утрате доли истцом. Иск, предусмотренный п. 3 ст. 65.2 ГК, как обсуждалось выше, подается к любому текущему участнику корпорации, обладающему долей, когда-то принадлежавшей истцу. Кроме того, конечно, ответчику по деликтному иску не может причитаться какая-либо «справедливая компенсация», в отличие от ответчика по иску из п. 3 ст. 65.2 ГК.